РОЖДЕННАЯ В ПЕНЕ МЕТАМОРФОЗ
РОЖДЕННАЯ В ПЕНЕ МЕТАМОРФОЗ

Дата публикации: 7 Апреля 2018

Рожденная в пене метаморфоз

7 апреля 2018, газета "Новая Сибирь".

Текст Юлии Щетковой, фото Виктора Дмитриева.

В Новосибирском музыкальном театре появилась новая Галатея, совместившая хипповатый шик и манеры haute couture. БЕЗУМНЫЕ шляпки, сексапильные замарашки, витийствующие мусорщики и холеные аристократы — в Новосибирском музыкальном театре поставили спектакль «Наш Пигмалион». Новую сценическую редакцию пьесы Бернарда Шоу и мюзикла Фредерика Лоу выполнили режиссер Сусанна Цирюк и дирижер Марк Певзнер. Художественное оформление спектакля осуществила Елена Турчанинова. Пластическое решение придумала хореограф Татьяна Безменова, а главные роли исполнили молодые артисты, чьи живые диалоги и возраст позволили зрителю не проводить стыдливо параллели с глубокой античностью. Получилась остроумная современная история про Золушку, одним рывком фонетики доставленную с глубин лондонского «дна» на вершину theupperclass и приобретшую за время пути идеальную светскую выправку и бульдожью хватку.

 

У спектакля «Наш Пигмалион» длинная родословная. Упирается она в пятиактную пьесу классика английской драматургии и эксцентричного лауреата Нобелевской премии Бернарда Шоу, который в свою очередь апеллировал не только и не столько к греческому мифу о скульпторе, влюбившемся в творение рук своих, сколько к реалистам-просветителям XVIII века и идеям Фабианского общества, в том числе вызревшей в ее недрах литературной традиции, исследовавшей существование жителей лондонского дна. К бэкграунду постановки закономерно примыкает знаменитый мюзикл «Моя прекрасная леди» композитора Фредерика Лоу и либреттиста Алана Джея Лернерас восходящей к нему оскароносной экранизацией Джорджа Кьюкора. И, конечно, русский текст за авторством Г. Алперса, В. Луи, Р. Сефа, успешно донесенный талантливыми литераторами до советских экранов и подмостков. А на периферии маячит популярнейшая «Красотка», третье десятилетие убеждающая обывателей в том, что любовь — самый крутой социальный лифт в истории человечества.

Режиссер «Нашего Пигмалиона» Сусанна Цирюк с русскоязычным текстом 1962 года поработала толково: внесла серьезные и с точки зрения функционирования спектакля в сегодняшней коммуникационной системе необходимые правки. Либретто, режущее ухо высокопарным слогом и напрочь вышедшими из употребления оборотами, лишилось побочных линий, не несущих полезной информации измышлений и некоторых персонажей, зато обрело свежее дыхание, емкие и хлесткие диалоги, модные словечки, юмор, экспрессию. Тексты вокальных номеров остались на прежнем месте, а если что и пострадало — так это логика развития сюжета. Незначительно (поставленному госпожой Цирюк «Фанфану Тюльпану» в этом смысле повезло меньше) — и все же. Слишком уж невнятно, с места в карьер, случается пари полковника Пикеринга (Алексей Коновалов) и профессора фонетики Хиггинса (Евгений Дудник), пообещавшего за шесть месяцев сделать из цветочницы герцогиню, почти внезапно — в духе «ходишь-ходишь в школу, а потом — бац!» — обнаруживаются нежные чувства между прекрасной ученицей и сексистом-учителем.

Мюзикл открывается cценой Рождественского бала в театре «Ковент-Гарден». Наблюдать за кружащимися в вальсе парами главной героине — шпарящей на синкопированном новоязе цветочнице Элизе Дулиттл (Валентина Воронина) — приходится сквозь кованые решетки. В абрисе чугунной вязи чудится и нашумевший новосибирский «Щелкунчик», стертый со сцены одной лишь прихотью барина, и сказка про «Золушку». Несколько тактов спустя Элиза окажется в гуще современного Лондона: красная телефонная будка, столики уличного кафе, живые скульптуры и местные обитатели — официанты, торговцы, бродяги, жрицы любви. Именно здесь начнется история ее взросления, а случайная встреча обернется судьбой.

Судьба, между прочим, благосклонна в спектакле не только к героям, но и к зрителям. Новосибирские Пигмалион и Галатея молоды, обаятельны, пребывают в достойной вокальной и физической форме, что позволяет с повышенным интересом наблюдать за двухчасовым поединком характеров и не наводит на лишние мысли. Хипповатый прикид Элизы в первых сценах не скрывает ее красоты и очарования, а светская муштра не растворяет внутреннего стержня. Профессор фонетики не кажется престарелым мизантропом, напротив, являет собой современный тип — «наследник всех своих родных», интеллектуал, сибарит и в легкой степени социопат, чей бунт против общества сводится лишь к легкому пренебрежению правилами приличий и светским этикетом. С точки зрения Хиггинса его воспитание Элизы в меньшей степени дань спору, в большей — тонкая насмешка, фига в кармане напыщенным болванам, представляющим высший свет Британии.

В спектакле Новосибирского музыкального театра бомонд — сборище пустых и высокомерных фриков, закованных пыльными предрассудками и ритуальными выходами в свет. Дамы с одинаково пустыми глазами и головами выгуливают вечерние туалеты, шляпки и кавалеров. И единственные, кто имеет живые человеческие черты в этом восковом собрании титулов и родовых имен, — это маменькин сынок Фредди (Василий Халецкий), влюбившийся в цветочницу по самую лиловую бабочку, да миссис Хиггинс. Роль достопочтенной матушки азартного профессора, блистательной дамы, аристократки с безупречными манерами, элегантным стилем и сдержанной улыбкой, исполняет Людмила Шаляпина — актриса, сыгравшая когда-то на этих же подмостках саму Элизу Дулиттл. Таких символических стежков на карту «Нашего Пигмалиона» нанесено немало — от зримых до потайных, от непосредственных до весьма опосредованных. Втачанный в музыкальную ткань повествования гимн Англии и не терпящий оков джаз, колышущийся на макушке светского льва London Eye, шляпные традиции забегов Royal Ascot и карусельные лошадки (изобретенные, к слову, во Франции, но впервые автоматически приведенные в движение в Англии стараниями изобретателя Томаса Бредшоу) — ироничный кникс английскому культу лошади и в то же время метафора ковыляющей по кругу жизни, где каждому уготовано свое место и своя траектория движения.

Вскочить на вращающуюся платформу по сюжету удается лишь Элизе и ее нерадивому папаше — джентльмену-мусорщику Альфреду Дулиттлу (Роман Ромашов). Впрочем, того наматывают на маховик чужой планиды практически насильно. Получив нежданное наследство, неуемный пьяница и философствующий бродяга сгорает от стыда и жалости к самому себе. Пускается во все тяжкие, прожигает, пропивает жизнь с чужого плеча, которая жмет ему в плечах и давит на горло его песне. Никчемное бытьё, где разврат хлебают ложками, а виски хлещут бутылками, где аккорды скачут галопом, а пляски ведутся до упаду, где красотки выскакивают из торта, а кокотки шуршат кружевными юбчонками, оказывается ему понятнее и ближе, чем холодный глянец высшего общества.

С дочерью Дулиттла все оказывается намного сложнее. Открывая для представительницы лондонского дна перспективу иной жизни, профессор фонетики пробуждает в ней женщину. И не просто женщину, а разумное существо, которое, может быть, и лепили из того, что было, но слепили как надо — на совесть, так, что творение в определенном смысле превзошло творца. Элиза не просто меняет гардероб, она меняет кожу и нутро. Не просто избавляется от уличных словечек и манер, открывает новую себя — сильную, смелую, умную, несгибаемую, готовую к победам и борьбе. Этой вышедшей из пены метаморфоз леди не нужна прежняя, оставленная за поворотом на Уимпол-стрит жизнь. Она знает, куда идти и кто укажет ей дорогу. И потому в «Нашем Пигмалионе» не будет ни по пунктам расписанного Бернардом Шоу рационального финала, ни слащавого хэппи-энда. В конце концов, кого сегодня удивишь выбившейся из грязи в супруги миллиардера или принца симпатичной мордашкой. Они встретятся (достойные соперники), и за кодой, за опустившимся занавесом последует решающее сражение, о котором можно только догадываться.

Юлия ЩЕТКОВА, «Новая Сибирь»

Фото Виктора ДМИТРИЕВА