Дата публикации: 7 Августа 2015
ВЕЧЕРНИЙ НОВОСИБИРСК, 7 АВГУСТА 2015 ГОДА №28(15131)
Композитор — уходящая профессия?
Закрытие сезона в театре музыкальной комедии ознаменовалось необычной премьерой — спектаклем «Вий», поставленным санкт-петербургским мастером хореографии Гали Абайдуловым. Музыку к этому спектаклю написал новосибирец. Гоголевское произведение никогда еще не ставилось на сцене музыкального театра, и жанр спектакля тоже получился необычным. Каким? Где, кроме театров, сегодня еще востребована живая музыка? И есть ли у нее будущее? Об этом и о многом другом мы поговорили с композитором Андреем КРОТОВЫМ, пригласив его на вечерний разговор в редакцию «ВН».
Не вымрем!
— Известный композитор Леонид Десятников сказал, что, по его мнению, профессия ваша — вымирающая. Неожиданное заявление? — Спорить с ним я не буду. Но мое мнение другое. В принципе, сейчас филармоническая музыкантская прослойка не так объемна, чтобы все существующие композиторы были ею востребованы. Но эта профессия не вымрет совсем, потому что с живой музыкой не сравнится никакая электроника. Композиторское творчество, может быть, менее востребовано в эпоху Интернета, и можно не заказывать музыку профессионалу, а что-то найти в Сети. Но включается авторское право, и платить за ворованный трек придется дороже в разы. Поэтому уважающая себя киностудия всегда использует оригинальную музыку. Интересно другое: сейчас никто не требует ноты, все ждут готовое произведение. Исключение составляют, пожалуй, лишь филармонии, но, как правило, композиторам их сочинения не оплачивают. Только авторские — за исполнение. Но эту музыку могут исполнить, а могут и не исполнить. Могут Моцарта сыграть, которому платить не надо.
— Где вы ищете вдохновение и что делать, если его нет? — Дилетанты сочиняют, когда к ним придет вдохновение. К профессионалам это не относится. Есть хорошая русская пословица: «Аппетит приходит во время еды». У тебя есть задача, и ты ее выполняешь. В процессе появится интерес. И когда что-то не получается, я не волнуюсь, потому что знаю — не идет сегодня, пойдет завтра. По-другому просто не бывает.
— Насколько сложно быть композитором? Как совместить служение музыке и зарабатывание денег? — Трудный вопрос. Наверное, во все века композиторов, зарабатывающих музыкой на жизнь, было меньше, чем пишуших свободно, без всяких финансовых обязательств. Мои друзья-композиторы — выпускники консерватории — кем только не работают. Один, например, несколько лет трудился проводником в поездах. Вообще, ведь такой профессии — композитор — нет. Когда я работал в театре «Старый дом», то моя должность называлась «заведующий музыкальной частью». Сегодня я являюсь заведующим музыкальной частью театра «На левом берегу».
— Продуктивным, насколько я понимаю, у вас получилось и сотрудничество с театром музыкальной комедии? — Да, вполне. Четыре спектакля с моей музыкой уже есть в репертуаре: «Буратино», «Слоненок», «А зори здесь тихие» и «Вий».
— Я знаю, что именно во время работы над спектаклем «А зори здесь тихие» возник творческий тандем с вашей женой — Нонной Кротовой. Как это получилось? — Мы с Нонной оба музыканты, несмотря на то, что она сейчас — профессиональный журналист. У нее безошибочный вкус и ум критика. Она — настоящая соратница композитора и всегда помогала мне понять, правильно ли я все делаю. Нам всегда хотелось поработать вместе. Когда директор театра музыкальной комедии Леонид Кипнис предложил мне переделать для театра оперу Молчанова «А зори здесь тихие», я сказал, что лучше сделать оригинальную версию. Он меня спросил: «А кто стихи напишет?» Я и заявил: «Нонна напишет!» Вот так и вышло, что Нонна взялась за либретто. И, как всем известно, справилась! Потом написала еще либретто для спектакля «Летучий корабль». А потом появился «Вий». Нонна оказалась очень талантливым либреттистом. Наверное, нужен был стимул, чтобы талант проявился в полной мере.
По-новому взглянем на классику
— У кого возникла идея сделать «Вия»? — У директора театра. Я сначала с опаской воспринял это предложение, потому что после гоголевских «Записок сумасшедшего» даже не хотел к Гоголю близко подходить, так мне это тяжело далось. Но мы с Нонной подумали и согласились. Кстати, музыкальный театр еще никогда не ставил «Вия». Нигде! Даже попыток не было.
— А что вы хотели сделать, берясь за это произведение? — Хотели показать историю заблудшей души. Гоголь говорит о простых вещах через призму своего, может быть, излишне болезненного, сознания. Он ведь очень честный автор — в этой своей странной и притягательной энергетике. И «Вий» для меня — история неоднозначная. Это история человека, который попадает в ловушку своих страхов. Только любовь извне, искреннее отношение кого-то, кто сопереживает ему, может его из этого состояния вытащить. И поэтому появился новый персонаж. Но мы ничего не меняли. У Гоголя все это есть. И баба в красном очипке, и девчонка, которая пирожки подает, тоже есть. Мы ее назвали Аленой и просто допустили, что она сопереживает главному герою. Гали Абайдулов как постановщик вообще ее вывел на уровень спасительницы души. Мы закончили все песней «Дороги», и если внимательно смотреть, то в финале все-таки можно увидеть свет — такой огонек.
— Удивительно, но «Вий» получился жизнеутверждающим. — Да, злые силы и страхи не смогли убить душу. Для русской культуры — это абсолютно идеальный мотив.
— И жанр получился необычным. Это ведь не мюзикл? — Я могу это назвать лайт-оперой. Но лучше сказать — «облегченно-демократичная», или народная. Жанр ближе к мюзиклу, но из-за своей достаточно серьезной музыкальной драматургии он близок и к опере.
— Сколько вы работали над «Вием»? — С «Вием» я поработал рекордно: начал в начале января, а закончил в начале марта. Писал сразу партитуру и работал с утра до утра. В период интенсивного напряжения спал по три-четыре часа в сутки. Гоголя иначе не возьмешь! Без такого погружения так и останешься плавать на поверхности. А с ним так нельзя.
«Ай да Кротов! Ай да сукин сын!»
— Мне «Вий» открылся с новой стороны после вашего спектакля. — И все это говорят. Ведь о чем написал Гоголь? Человек совершил убийство, за это он потом и терпит наказание. И неважно, что он убил ведьму. Важно, что убил. Почитайте внимательно Гоголя.
— А какая реакция на этот спектакль у тех, кто его смотрел? — Мне, как ни странно, понравилось, что зрители начали выяснять, кто такая Алена, стали спорить по поводу каких-то непонятных моментов. Даже в Интернете горячие дискуссии идут, в такие дебри уходят! Далеко от музыки и режиссуры — в мировоззренческие области. Вот куда мы их вывели. Мне нравится сама спорность нашей концепции. На мой взгляд, мое решение музыкальной драматургии иногда идет вразрез с режиссурой. Но это не воспринимается как режиссерский прокол или композиторская недоделка, а именно — как спорные моменты. Наш спектакль получился не таким уж однозначным. И мне нравится, что всем людям, принимавшим участие в постановке, от первого солиста до последнего рабочего сцены — всем в кайф пришлась эта работа. Что может быть лучше?
— Вы сказали, что есть некие разночтения у вас и у режиссера спектакля. В чем это выражается? — Гали Абайдулов — человек политизированный, и для него имело значение, что это — украинский хутор. Он намеревался это дать вторым планом, но я не хотел этой ассоциации. Потому что это и так больная тема. Я ее своей музыкальной драматургией забиваю, снимаю. Но она есть. Поэтому появилась последняя страшная и беспросветная сцена — с вурдалаками, с панночкой. Но надо помнить, что Гоголь это написал в 1834 году. И важно понимать: когда люди не работают над своей душой, это оборачивается тем, что в нее проникает бесовщина. И неважно, где именно это происходит.
— Все знают, как Александр Пушкин, бывало, приговоривал: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!» У вас такое бывает? — Постоянно! И это намного важнее, чем деньги, которые ты получаешь за работу. Когда что-то совершенное создаешь, то испытываешь очень сильные эмоции. Думаешь: «Откуда это пришло? Неужели это я создал?» Наверное, все-таки есть связь с космосом.
— Имеет ли какое-то значение то, что композитор живет в Новосибирске, а не в Москве? — Ответ не может быть однозначным. С одной стороны, жить в Москве или даже в Санкт-Петербурге, где культурное поле мощнее, — это прекрасно. Но реализоваться там сложнее. Там можно утонуть. Так что, с другой стороны, если бы я работал в Москве в каком-нибудь театре, то был бы абсолютно незаметен. Я живу в Новосибирске, и что получается? Задаем вопрос: «Кто у нас за Уралом пишет музыку к спектаклям?» Андрей Кротов. Вся комиссия «Золотой маски» уже знает это имя. Уж простите за нескромность.
Людмила СМИРНОВА. Фото Светланы ЖУКОВСКОЙ
