ИВАН НИКИТИН. ИНТЕРВЬЮ ДЛЯ MASKBOOK.
ИВАН НИКИТИН. ИНТЕРВЬЮ ДЛЯ MASKBOOK.

Дата публикации: 18 Апреля 2016

MASKBOOK

Иван Никитин

 "Вий", Театр музыкальной комедии, Новосибирск

Автор: Инна Афанасьева

http://maskbook.ru/letter.php?id=535

Как началось Ваше сотрудничество с Новосибирским театром музыкальной комедии?

Я уже давно работаю в творческом тандеме с художником Кириллом Пискуновым. Его пригласили в Музкомедию, а он, в свою очередь, позвал меня.

В какой момент Вы как художник по свету включаетесь в работу над спектаклем?

Активно я включаюсь на финишном этапе, когда спектакль уже собран. Этот этап длится недели две. А до этого я удаленно слушаю фонограмму, смотрю эскизы декораций и костюмов. Но так как всё очень часто меняется, стараюсь сильно голову не забивать.

Фонограмму слушаете? Она Вам помогает?

Я художник по свету, но для меня, как это ни странно, важнее всего музыка. Именно она задает настроение. Есть такой эксперимент: как определить, правильно ли подобран саундтрек к фильму? Нужно включить музыку слепым людям и попросить их рассказать, о чем эта история. И если их версия совпадет с содержанием фильма, значит музыка выбрана верно. В театре, если все: композитор, режиссер, художник - талантливо работают над одним спектаклем, то они делают по сути одно и то же. Каждый своими средствами. А так как основа музыкального спектакля все-таки музыка, я работаю в первую очередь с ней.

Как обычно происходит Ваша работа? Режиссер ставит какие-то конкретные задачи?

Конечно, задачи ставятся, но я часто пропускаю их мимо ушей. Я смотрю спектакль, который получается, пропускаю материал через свою душу и делаю так, как вижу. Рекомендации режиссера или художника, конечно, важны, но, в первую очередь, я стараюсь прислушиваться к своим чувствам. При работе над “Вием” я ни с кем не советовался. Единолично решил, что главное в этом спектакле - чувство тревоги. Не страх, не мистика, а именно тревога. Это сложное чувство. Помимо проведения линий персонажей, любовной линии, мне нужно было сделать так, чтобы зритель весь спектакль был в напряжении. Спектакль похож на такую книжку-раскраску. Есть контуры, которые мне нужно раскрасить. За счет своих технических средств я собираю воедино пространство сцены и действия артистов. Одна из моих задач, чтобы все это смотрелось цельно.

Экспертный совет отметил Вашу работу в спектакле “Вий”, а вы ее выделяете?

Да, безусловно, выделяю потому, что эта работа получилась так, как я ее задумывал. Помните Шарик в “Простоквашино” писал письмо, и к нему все подходили дописывать? Так же и в театре: каждому надо вставить свои три копейки. Режиссер может вдруг подбежать, скомандовать: “Светлее! Темнее!”. И все. Из-за этого разламывается весь спектакль. Здесь команда была очень профессиональная: режиссер - Гали Абайдулов и художник Кирилл Пискунов, они уже во все это наигрались и мне не мешали работать. Это главное.

А почему Вы выбрали именно музыкальный театр?

Сама судьба за меня всё решила. Я с детства занимался хореографией, а сразу после школы стал работать в Санкт-Петербургском театре “Мюзик-холл”. И лет 15 назад, когда я туда пришел, эта область в России как раз начала стремительно развиваться. Появился, так называемый, динамический свет. С этим никто не знал, как работать, а я был молодой, активный, во всем старался разобраться. Свет делят на концертный и классический театральный. Считается, что у театралов более интеллектуальный, философский, глубокий свет, а на концерте важно, чтобы было ярко динамично - такой китч. Мне кажется, я один из первых в России, кто стал совмещать их. Мне это интересно. Во время работы над «Вием» я еще тесно познакомился с миром живописи. Во-первых, я совершенно случайно оказался на выставке Рериха, которая проходила у нас в Петербурге. Возможно, все об этом знают, но для меня стало открытием, что каждая картина имеет свое настроение. У картины может не быть сюжета, но обязательно есть настроение. Сочетание цветов, масштабов – все действует, и ты чувствуешь это настроение. Потом я оказался в Вене на выставке художника-сюрреалиста Рене Магритта. Я не очень хорошо знаком с сюрреализмом, и на этой выставке испытал целый коктейль чувств. На его картинах я увидел, как работают сочетания разных визуальных образов. Например, мы знаем, что луна не может быть в солнечный день. А Рене Магритт берет и рисует это. И в человеке возникает острое неприятие, тревога. Я не особо вчитываюсь в книжки, а применяю в работе только то, что реально действует на меня. В спектакле мне важно четко передать общее настроение и использовать ясные визуальные образы. В этом отношении сценография Кирилла Пискунова – благодатный материал. Далеко не со всеми декорациями удобно работать.

Можете поконкретнее рассказать про образы?

В театре не может быть просто луна. Она обязательно должна быть в связке с чем-то. Должна быть луна, темное небо…. И я понимаю, что для завершения картины нужно дать светом силуэт забора. В нашем подсознании украинский хутор связан с деревянным забором. И этот образ надо воссоздать на сцене. Зритель будет следить за сюжетом, слушать песни, а когда уйдет, у него будет четкое ощущение, что он побывал на хуторе. Почему? Потому что была ночь, была луна и был забор. Как у Чехова в “Чайке”: “... на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса — вот и лунная ночь готова”. С живописью понятно, а влияют ли на Вас визуальные образы из повседневной жизни? Безусловно. Если ты живешь в Петербурге, тебя окружает мир правильной архитектуры. Например, у нас есть улица Зодчего Росси с идеальными пропорциями: ее длина - десять ее ширин. Три-четыре раза в неделю я езжу по этой улице на работу, и, наверное, это действует. Или, когда стоишь днем в пробке на Троицком мосту и сквозь решётку смотришь на стрелку Васильевского острова, безусловно, это оказывает на тебя влияние. Это воспитание городом. Ты живешь и не осознаешь, что в мире может быть по-другому. А потом начинаешь ездить по России и понимаешь, что там все иначе. В городе все должно иметь логическое завершение. Ты идешь по улице, приходишь в парк, гуляешь по нему, видишь лесенку, спускаешься вниз, оказываешься на набережной, идешь вдоль реки, потом наверх, а там - театр. Все логично завершено. Все за чем-то. А большинство российских городов устроены так: улица, ты по ней идешь, она закончилась. Все. Где были архитекторы? Почему так-то все получилось?

Работа художника по свету очень сильно завязана на технике. Вы как-то следите за жизнью спектакля после премьеры? Конечно, я понимаю, что спектакль мало придумать, важно сделать так, чтобы он каждый раз шел примерно так, как его создали. Спектакль должен легко собираться и легко технологически проводиться. Ты обязан понимать, в каких реалиях он будет существовать. В нашей стране есть такие коллективы театральные, где световики, чего греха таить, просто замордованы. К тому же рядовой сотрудник театра зарабатывает очень мало и считает чуть ли не за гордость сделать свою работу плохо. За те деньги, которые он получает, он должен как бы еще немножечко навредить, особенно тем спектаклям, которые ему не нравятся. Поэтому мне важно не только создать световую партитуру и расписать технические документы, но сделать так, чтобы для людей, которые там останутся, хорошо вести этот спектакль стало делом чести. Они должны гордиться тем, что делают. Для меня в работе с коллективом важно увлечь людей. Важно научить их не просто фонарики направлять, а давать оценку. Если меня спрашивают, куда направлять свет, я обычно говорю: “Смотри сам. Тебе так нравится? Нет? Так, а чего ты спрашиваешь? Делай так, как тебе нравится. Если это нравится тебе, значит понравится и зрителю”. Все творческие идеи световикам должны быть ясны. Тогда они проникаются спектаклем, он для них становится родным детищем, и они уже не могут позволить себе работать плохо.

Какой у Вас самый любимый момент в работе? Ради чего все делается?

Каждый спектакль - это интрига. Я никогда не знаю получится или нет. Театр - это не завод и не фабрика. Если на заводе ты сделал плохо деталь, то можно взять новую заготовку и сделать так, как надо. А здесь нет. Ты один раз воплощаешь творческое решение и никогда не знаешь, каков будет результат. И наступает такой момент, когда спектакль уже готов, до премьеры остается день, ты стоишь, смотришь на все это и даешь критическую оценку. И если ты сам себе можешь сказать “получилось” - наступает счастье.